Выборы в городе и деревне
После нашего неожиданного приезда мы минут 20 прождали в красиво изукрашенной арабесками гостевой комнате резиденции губернатора, пока нас не приняли. На некоторых избирательных участках были установлены видеокамеры, которые он-лайн передавали информацию о ситуации на участках руководству провинции и выводились на большой плазменный телевизор (хотя мне подумалось, что это было сделано для нас, потому что вполне хватало обычных рабочих мониторов). Порядок был везде.
Из понятных соображений мы хотели посетить избирательные участки, как в городе Сувейде, так и в деревнях и среднего (по местным меркам) размера городках. Хотя губернатор в обсуждении с дюжиной сотрудников и членов избиркома и порекомендовал нам маршрут (исходя из логистических соображений), мы были абсолютно свободны в своем выборе, куда ехать (за одним исключением – уж очень власти провинции хотели, чтобы мы посетили избирком в деревне Курейя – родине знаменитого сирийского революционера Султана-паши аль-Атраша, где два года назад открыли очень красивый мавзолей с музеем – забавно, что именно в Курейе выборы были организованы похуже, чем на остальных участках, где мы были).
Я сбился со счета, сколько всего участков мы посетили – около 20, и могу засвидетельствовать, что утверждения зарубежных представителей мятежников, что людей, якобы, «сгоняли на выборы под дулами автоматов», не просто лживы, но еще и смехотворны.
В довольно небольшой Сувейде, где было открыто 400 участков, меня удивляло то, на некоторых участках была очередь, а кое-где и давка с огромным количеством желающих проголосовать, а на других в пустых помещениях сидели скучающие члены избиркома и представители кандидатов (так как во практически во всех участках мы видели по четыре наблюдателя, а количество доверенностей от кандидатов у председателей избиркомов обычно представляло собой довольно толстую пачку, я решил, что представители кандидатов договариваются между собой и по очереди отдыхают – сидеть на участке с 7 утра до 10 вечера, а потом наблюдать за подсчетом голосов – вещь, утомительная запредельно).
Когда мы попадали на пустующий участок, поговорив с членами избиркома и наблюдателями и опросив их на предмет замечаний и жалоб, мы спрашивали, где находится ближайший участок, и тут же направлялись туда. Во всех без единого исключения случаях, там была большая очередь желающих проголосовать. В деревнях пустующих участков не было. На некоторых особо оживленных участках было установлено по две урны в соседних комнатах, но они рассматривались, как принадлежащие разным избиркомам.
Например, в губернаторской резиденции было открыто два участка - к 10 утра на расположенном у главного входа проголосовало свыше 250 человек, а у входа толпились и галдели желающие проголосовать избиратели, а на расположенном у бокового входа – только 40 человек проголосовали, а скуку членов избиркома и представителей кандидатов нарушали только забегавшие исполнить избирательный долг сотрудники местной администрации. Между этими участками курсировал один из кандидатов, чье интеллигентное выражение лица явственно и слегка трогательно давало понять, что вот лично ему совершенно безразлично, кто и за кого голосует, а сам он оказался там совершенно случайно. Мы с ним вежливо поздоровались, представились, спросили о замеченных недостатках в организации выборов, но разговаривать не стали, чтобы нас не обвинили в агитации в пользу одного из кандидатов – нас снимало местное телевидение. На избирательные участки кандидата не пускали, и его это, по-моему, расстраивало, хотя палец у него был в краске – он уже явно за кого-то проголосовал.
Как и у нас, избирательные участки были организованы в школах, музеях, на почте, в административных зданиях – где-то было просторно, а где-то - довольно неудобно – в маленьких помещениях при высокой явке избирателей было душно. Комнатам для тайного голосования на абсолютно всех избирательных участках уделялось особое внимание – видимо, это особенно беспокоило до выборов оппозицию. Заполнять бюллетень вне этих помещений (хотя кое-где это было просто загороженный занавесками угол) не разрешали, а, заполнив, его следовало положить в запечатанный конверт.
Кое-где в комнатах для тайного голосования я обнаруживал забытые предыдущими избирателями «инструкции по заполнению бюллетеней», изданные разными партиями, которые я склонен расценивать, как нарушение запрета на агитацию в день выборов, а один из лидеров оппозиции Кадри Джамиль после выборов назвал «грязными политическими технологиями», сетуя, что они забыли внести запрет на такие «инструкции» в выборное законодательство.
Если до обеда Басем Джумблат (вместе с местными телевизионщиками) ходил и ездил на своей машине по участкам вместе с нами, то после обеда мы отъехали от города Сувейды подальше, и нас уже никто не сопровождал. В среднего размера городе Шехбе выборы, на мой взгляд, были организованы лучше всего - и, ясное дело, лучше деревенских участков и получше, чем в некоторых в городе Сувейде – там у нас не нашлось замечаний, и там же решил проголосовать наш водитель. Наверное, ему тоже понравилось.
Само голосование поразило меня своей усложненностью. Если у нас избирателям выдаются бюллетени, в которых в списках кандидатов надо проставить галочку напротив того, за кого ты голосуешь, то в Сувейде имена своих кандидатов надо вписать от руки, причем в двух колонках – по спискам «А» и «Б», не перепутав. Одновременно избирателям выдавались и перечни кандидатов - по каждому из списков их было более 40.
Помимо того, что такое заполнение бюллетеня занимает неоправданно много времени, возникает вопрос, как это делать малограмотным. За них разрешают заполнять бюллетень родственникам (их пускают в комнату для тайного голосования), а сам факт заверяется членами избиркома. Хотя в Сувейде кое-где висят старые лозунги «Сувейда-2000 – покончим с неграмотностью», на практике из 40 избирателей на одном развороте списка, который я посмотрел, 3-4 воспользовались этим правом. Это делает голосование еще более долгим процессом. Борются с этим созданием большого количества избирательных участков, но, как я понял, голосовать на некоторых более престижно, чем на других.
Мне даже трудно (и страшно!) представить, как избиркомам приходилось считать в результате голоса по таким вот бюллетеням (у нас все просто – раскладывают бюллетени по стопочкам и считают количество бумаг в каждой), а там надо прочесть написанные от руки имена (почерк у людей разный, и никто не застрахован от орфографических ошибок) в каждом бюллетене - причем по спискам «А» и «Б» - отдельно, записать их, а потом отдельно считать голоса по каждому из более 80 кандидатов. Адская работа – повторюсь, любое применение электроники запрещено. Врагу не пожелаешь. Не удивительно, что подсчет голосов затянулся так долго, особенно, если учесть, что власти давят на избиркомы, чтобы каждое требование пересчета голосов от оппозиции удовлетворялось.
В общем, мне показалось, что это неудачная выборная система, и когда я за обедом намекнул на это Амвадж и Джумблату, они, сочувствуя членам избиркома, заметили, что это первые в Сирии выборы на альтернативной основе. Не то, чтобы блин комом, но уж очень, запредельно трудоемко!
Абсолютно на каждом участке нам с радостью и гордостью говорили, что мы стали свидетелями рождения нового этапа жизни сирийской нации, общества, Республики. У людей светились от переполнявших их чувств глаза. «Не ждет ли их разочарование от чрезмерных ожиданий?», - спрашивал сам себя я. И не мог сам себе ответить. Ни положительно, ни отрицательно.
Детские болезни
В целом все очень напоминало то, чему мы были свидетелями при выборах Съезда народных депутатов в 1989 году – и энтузиазм и душевный подъем населения, и чрезмерные надежды народа, что жизнь изменится к лучшему немедленно, и аффект ораторов, явно упивающихся своим красноречием, и своего рода электоральный романтизм, и технические недостатки, которых было много.
Правительство заняло несколько двусмысленную позицию – с одной стороны, оно заявило, что выборы проводят независимые избирательные комиссии, а не власти, а с другой, при всех спорных вопросах принимало сторону оппозиции (в том числе и в вопросе требований о проведении повторных голосований в случае вскрывшихся нарушений, что крайне затянуло процедуру объявления результатов). Тут важно помнить, что действующее правительство Сирии – коалиционное, а на выборах «старые партии» - члены НПФ шли своими списками, фактически перейдя в электоральную оппозицию, причем у меня служилось ощущение, что они пользовались административным ресурсом в значительно большей степени, чем находящиеся под пристальным вниманием всего общества баасисты.
Как результат, стало, например, непонятным в силу не до конца проработанного предвыборного законодательства, кто же все-таки отвечает за предотвращение и пресечение нарушений – избиркомы или исполнительная власть. И те, и другие кивали друг на друга. Наиболее наглядно это видно на примере положения о «дне тишины» - запрете на агитацию за сутки до выборов.
Нам в этот день, который пришелся на праздник святого Георгия, делать было особо нечего, и российская делегация решила посетить службу в соответствующей церкви в Дамаске, которую проводил заместитель пожилого Антиохийского патриарха Игнатия архиепископ Лука. Я увязался за ними, но храм был маленький, людей очень много, и, чтобы не мешать нашим православным братьям разговаривать со своим богом, я вышел из церкви покурить. Первое, что мне бросилось в глаза, агитатор, расклеивающий на все заборы вокруг храма портреты кандидата в депутаты – эффектной блондинки (может, и крашеной) с христианским именем Лина. Православные – одна из крупнейших курий избирателей, за их голоса бились отчаянно.
Когда я заметил сотруднику Министерства информации (мусульманину), что это явное нарушение «дня тишины», тот согласился – дескать, недорабатывают избиркомы. Напротив, председатель одного избиркома в Сувейде нам горделиво докладывал, что он в день выборов на своем участке агитацию пресекает, и вся она ведется только за дверями. Опыта, конечно, у сирийских избиркомов недостаточно. Но это не беда – они быстро научатся.
Что в итоге?
В целом, это были очень свободные, очень демократичные выборы, и детские болезни не могли им не сопутствовать. Это был действительно голос народа, и власти его, несомненно услышат. «Доказательством от противного» и, быть может, лучшим из всех возможных свидетельств служит бессильная злоба «непримиримых», которые из Парижа, Турции, Ливии и стран Персидского залива стали организовывать страшные теракты, направленные уже не на военнослужащих, а на простых, спешащих по своим утренними делам людей, не поддавшихся на запугивания «зарубежных оппозиционеров». Когда ты убиваешь бомбами заведомо невинных, никто из народа за тобой не пойдет – будь ты хоть сто тысяч раз профессором социологии в Сорбонне, муфтием братьев-мусульман в Катаре или генералом-дезертиром сирийской армии в Турции.
Когда я пишу эти строки, результаты выборов еще не объявлены, новое правительство не сформировано (и неясно, из кого оно будет состоять), коалиции не созданы, бюджет не принят и даже не внесен. Но это, я думаю, неважно. Важно то, что народ высказался за демократию, за перемены и за то, что их будет проводить действующий президент. Это победа сирийского народа. И это победа полная. Разворачивается в полном объеме общенациональный диалог.
Да, еще будут теракты, как они продолжались несколько лет на Кавказе (да и в Москве тоже) и после того, как президентом Чечни был избран муфтий Ахмат-хаджи Кадыров. Но путь предопределен. Народ с террористами справится. Просто хотя бы потому, что им не удалось его запугать. Главное, не допустить агрессии извне. И тут важна роль России, Китая, латиноамериканских стран, Индии. Указ президента Путина «О мерах по реализации внешнеполитического курса Российской Федерации» подчеркивает, что наша страна будет выступать за преодоление внутрисирийского кризиса «путём прекращения насилия, откуда бы оно ни исходило, и проведения общенационального диалога без предварительных условий, на основе уважения суверенитета и территориальной целостности государств и невмешательства в их внутренние дела»
Да и на Западе уже начинают понимать, несмотря на агрессивную пропаганду ведущих СМИ, и нежелание политиканов признавать свои допущенные ошибки, с кем они связались, что они поддерживают террористов – убийц заведомо невинных людей.
Я не хочу вас обманывать – я люблю Сирию. Я люблю Дамаск - относительно маленький и очень уютный город поэтов и художников, ремесленников и трудолюбивых рабочих. В Дамаске в отличие от Каира или Стамбула есть легкий флер провинциальности в самом лучшем смысле слова. То внимание, та серьезность, с которой сирийцы, каждый отдельно взятый сириец относятся к своей культуре - культуре высшего сорта, но маленького масштаба, меня всегда поражали и вдохновляли. Там сам воздух пропитан той неподдельной интеллигентностью, о которой так любят говорить, но которую совершенно не ведают русские литераторы, продюсеры и разные арт-группы.
Сирия – это страна, где ходить на выставки - приятно, где говорить о поэзии принято, где писать картины - почетно, а за написанную оперу ты становишься героем улицы! (Опера может быть и не очень хорошей, но она должна быть настоящей). Где цинизм считают безвкусицей, а дурные манеры - поводом для остракизма.
И, даст бог, Сирия такой и останется.
Комментариев нет:
Отправить комментарий